Самое главное в "Барышне и кулинаре", которую ведёт Анна Семенович, не еда и даже не разговоры. 
Наши теледивы редкостно антисексуальны — от Ксении Собчак и Тины Канделаки до Анфисы Чеховой, Леры Кудрявцевой, Веры Брежневой. Ибо их главная цель, написанная на их лицах и в их манерах, — социальная карьера, а отнюдь не эротические радости. Секс — это для тех, кому не даны радости славы, богатства, власти. Для бедных и неизвестных, короче.
Был бы среди нас Гоголь, посмотрел бы он новую программу на "ТВ Центре" "Барышня и кулинар" — обязательно бы написал повесть "Грудь".
Что-нибудь в таком роде: "И тут Анна увидала, как нечто пышное и декольтированное, умеренно загорелое, словно подрумянившийся калач, всё упакованное в "глазки да лапки" и какие-то оборочки с искрой, легко сбежало по мраморной лестнице, пропорхнуло через пост охраны, запрыгнуло в очень дорогое и массивное авто, в просторечии именуемое тачкой, и унеслось на телевидение. Это была грудь Анны, которую там ждали, совершенно позабыв о самой Анне".
Эмансипация некоторых фрагментов тела достигла сегодня почти абсурдных степеней. Женский бюст среди таких фрагментов — наиболее автономен и самостиен.
Вся программа "Барышня и кулинар" смотрится как декоративно-игровое оформление бюста незаурядных размеров и совершенного дизайна, обладательницей которого является певица Анна Семенович.
То, что она певица, недостаточно для успешной карьеры. Сейчас все поют. То, что она молодая привлекательная блондинка, — тоже маловато. Молодым и блондинкам сегодня уже счёт потеряли и в шоу-бизнесе, и в телебизнесе, и вообще в любом бизнесе.
Нужно что-то запоминающееся. Нужна изюминка, можно несколько изюминок. У Анны Семенович они есть, и их невозможно не заметить.
То, что Семенович нет-нет да и сморозит в телестудии что-нибудь неудачное, это нормально — такое бывает даже с самыми опытными ведущими.
Интересно то, что это неудачное не вырезается и не подправляется. А зачем? Какая разница, что она вообще говорит? Лишь бы стояла органично, поводя то в одну, то в другую сторону своей главной ценностью, задрапированной в передничек прилежной домохозяйки.
Поэтому в эфир идёт и "тьфу ты!", которое Семенович небрежно, но смачно бросает после того, как оговорилась. Поэтому не купируются и более откровенные ляпы.
"Ты их ешь прямо с костями?" — делая ударение на первый слог в слове "костями", вопрошает Анна у "кулинара" Михаила Плотникова, заглатывающего кильку.
Тот вынужден отшучиваться: "Да, я ем их с Васями, с Димами, с Костями". Каждый делает своё дело. Плотников готовит и разговаривает.
Анна Семенович смотрит, пытается помогать, иногда отправляет себе в рот какой-нибудь ингредиент, стараясь делать это эротично — но всё равно получается просто плотоядно. И нахваливает себя: "Я не просто блондинка, я роскошная блондинка".
Цвет волос, кстати сказать, у Анны Семенович не такой уж и светлый. И это правильно.
Каков основной признак настоящей блондинки, вернее, что её делает блондинкой по сути, а не формально? Отнюдь не цвет волос, а бюст, размеры которого обязаны превышать размеры аналогичной части тела брюнеток, шатенок и прочих мастей.
Разве Мэрилин Монро стала бы секс-символом, если бы светлые волосы и улыбка были её основными и единственными достоинствами? Нет, не стала бы.
Впрочем, если бы у Монро, кроме груди, красивого лица и светлых волос, совсем ничего не было за душой, её карьера могла бы ограничиться "Плейбоем", мягким порно, стриптизом. Но она — лицо Америки. Потому что ей было о чём улыбаться.
У неё была артистическая душа, у неё были человеческие нервы, она несла в себе человеческое содержание — часто поверх и в обход киноролей.
Вот об этом человеческом измерении красивой женщины с большим бюстом у нас сейчас как-то не принято вспоминать. Человеческое измерение и душевное содержание — это для тех, у кого "ничего нет". Имеется в виду опять же размер груди.
Но ведь Марлен Дитрих тоже была секс-символом, хотя далеко не всегда подчёркивала грудь, даже наоборот, иногда изображала впалую грудную клетку и щеголяла в мужских нарядах. А между тем её женская привлекательность зашкаливала.
В сегодняшних российских массмедиа с женской грудью творятся метаморфозы. Но эти метаморфозы — производн ое более ранних метаморфоз, которые человечество переживало аж в ХХ веке.
До появления технических искусств и громадных тиражей визуальных образов, до наступления эры Голливуда и культа полураздетого тела европейские представления об идеальном женском бюсте волей-неволей основывались на идеалах античной красоты.
А в античности главным свойством и условием идеального тела была его абсолютная пропорциональность. У Венеры и любой другой божественной красавицы не могло быть части тела, которая бы излишне выдавалась, выпячивалась, разбухала по сравнению с другими.
Голова являла шестую часть тела. Грудь была похожа на две полусферы, умеренно развитые, умеренно округлые, — они не свешивались, не свисали, не высились и не теснились.
Они спокойно и свободно вырастали из телесного целого как две пологие возвышенности. Они не собирались обслуживать психические слабости и социальные актуальности, утверждая вечную гармонию и преобладание человеческого над животным.
Я не обмеряла и не высчитывала точных размеров. Но на глаз эти полусферы при сложении вместе образуют три четверти размера головы. Такого, чтобы грудь казалась зримо больше головы, быть не могло.
Традиции античности продолжились в искусстве нашей эры. Одни художники и скульпторы предпочитали грудь побольше, как Рубенс или Тициан. Другие — миниатюрнее, как Бенвенуто Челлини.
Ренессанс создал культ обнажённого прекрасного тела — как правило, более пышного, нежели имела в виду античность, но всё-таки снова учитывающего идею пропорциональности. По сравнению с прочими женскими формами грудь даже скорее уменьшается.
Правда, у некоторых художников она становится более округлой — это уже не полусферы, а почти три четверти сферы. Но о равенстве объёмов бёдер и бюста нет и речи. Никаких 90—60—90. Бюст принципиально меньше, миниатюрнее, компактнее.
В некоторых странах, как, например, в Испании, у аристократок существовало немало ухищрений для ограничения роста груди. В женщине хотели видеть прекрасную — но именно женщину, существо человеческого рода, то есть такое, которое живёт духовными переживаниями, даже если они и касаются физических наслаждений.
Женщина — не кормилица, не функция воспроизводства жизни, но самоценный индивид женского пола. А потому она не может подразделяться на фрагменты. Важна целостность, общий контур, опять же общая соразмерность и гармония.
Данная концепция женского тела могла утрачивать свои сакральные подтексты, но радикально не менялась многие столетия.
В XIX—ХХ веках серьёзное большое искусство отказывается следовать принципам женской красоты, сформированным ещё в античности.
О женщинах на полотнах Пикассо, Гогена, Тулуз-Лотрека, Ван Гога и прочих великих художников можно много думать, их можно разглядывать, о них можно переживать. Но любоваться проще кем-то другим.
Разочаровавшись в прежних идеалах красоты, Европа попадает в мучительный тупик, не в силах изобрести чего-либо радикально иного.
Америка — молодое государство, молодое общество, без собственной античности. В Америке постепенно формируются другие принципы женской красоты, основанные на акцентировке самых существенных участков тела.
Американская красота — это очень длинные ноги, очень ровные белые зубы и очень большая грудь. Ну, с зубами всё ясно — кусательный агрессивный инстинкт плюс улыбка оптимизма.
Ноги и грудь выбраны прагматичной американской культурой тоже не случайно. Это лучший способ совместить полезное с приятным, женскую физическую функциональность с женской социальной успешностью и общей привлекательностью.
Ноги — гарантия жизненной мобильности и умения красиво двигаться.
Грудь — гарантия способности вскармливать новые поколения, одновременно даруя взрослым мужчинам удовольствие и ностальгические воспоминания о счастливом младенчестве.
Американская идеальная грудь скорее напоминает гигантскую каплю или грушевидный плод. Она готова свалиться кому-то в руки или в рот, подобно плоду познания или же плоду утопической страны благоденствия, где всё вкусное и приятное растёт на деревьях. Сама длинноногая женщина и есть такое ходячее дерево.
Американская грудь несёт в себе идею вечного соблазна — но и вечного изобилия. Она хочет быть активно востребованной, но и сама постоянно чего-то требует, предъявляет права и претензии.
Кажется, ею можно всегда насытиться во всех смыслах. В американской гонке на выживание, в американской конкуренции, в американской жестокости большая каплевидная грудь — сгусток избыточной жизненной энергии и символ всех материальных благ.
А главными из материальных благ всё-таки мыслятся физические, ну, пускай в роскошном оформлении из благ материальных.
Феерические сексуальные наслаждения в богатом интерьере, которым обладают те, кто стоит достаточно высоко на социальной лестнице. В общем, здоровая модель, если не доводить её до идиотизма.
А в отечественной массовой культуре сегодня, похоже, материально-социальные блага котируются заметно выше, нежели физические. И это уже нездорово.
Надо отметить, что все наши теледивы редкостно антисексуальны при наличии несомненной внешней привлекательности — от Ксении Собчак и Тины Канделаки до Анфисы Чеховой, Леры Кудрявцевой, Веры Брежневой и прочих.
А всё потому, что их главная и подлинная цель, которая пишется на их лицах и в их манерах, — это социальная карьера, а отнюдь не какие-то там эротические радости.
Радости секса — это для тех, кому не даны радости славы, богатства, власти. Для бедных и неизвестных, короче.
Вслед за королевой-девственницей Елизаветой I, утверждавшей, что она замужем за Англией, наши красавицы-телезвёзды могут смело провозгласить, что они замужем за телевидением и вообще всяческой медийностью.
И владеет ими неутолённая страсть по социальному вознесению, которое хочется продолжать и продолжать до бесконечности.
Грандиозная грудь в стиле Анны Семенович — сегодня уже не символ эротических переживаний. Нет в ней ничего соблазнительно-греховного, запретного, пряного.
Она — старший деловой партнёр, визуальный материал, большая ставка в карьерной игре, выгодное вложение капитала, живая недвижимость. Неотчуждаемая недвижимость — но отчуждённая от носительницы.
Грудь зарабатывает известность и демонстрирует жажду социального успеха обладательницы. Грудь — сама себе звезда.
Увеличение груди наперебой предлагают всякие клиники. Собственно, "Барышня и кулинар", хотя и рекламирует открыто бытовую технику, является скрытым промоушеном пластической хирургии, обслуживающей социальные фобии и амбиции.
Шикарная грудь отменяет образ сердца. Так же как пышные густые ресницы сегодня ценятся куда больше красивых глаз — потому что их можно нарастить при помощи косметики.
Глаза нарастить труднее, добиться взгляда, которому есть что выражать, — тем более.
В каменном веке статуэтки богини-матери иногда вообще не имели головы, но состояли из гипертрофированной груди и женской утробы. Голова тогда была не столь важна, как в дальнейшем.
Собственно, отдалённое сходство с формой груди Венеры палеолита имеет и красивая грудь американского типа, и наши рекламные картинки увеличения бюста.
Всё это красота, характерная для эпох необходимости выживания во враждебном мире. Так что самое главное в "Барышне и кулинаре" не кулинар, не еда и даже не барышня, а бюст в передничке.
Он должен рождать веру в то, что женщина, даже не умея готовить, способна в одиночку выйти против всего социума и завоевать, задавить его своим бюстом.
Грудь — это тяжёлые артиллерийские снаряды для атаки отнюдь не в войнах любви.
Автор Екатерина Сальникова Интересные факты
