Почему мимо одних стихов мы проходим равнодушно и, едва прочитав, практически тут же забываем о них, а другие нам хочется перечитывать снова и снова, каждый раз открывая для себя в, казалось бы, уже хорошо знакомых строчках что-то новое? Сложный вопрос. Наверное, каждый из нас по-своему отвечает на него и одного, истинно верного ответа, скорее всего, нет. Потому – чисто моё, неискушенное мнение. 
Во-первых, ритмика того или иного произведения должна совпадать с психологическими особенностями читателя. Все мы разные. Кто-то холерик. Кто-то флегматик. Кто-то интроверт. А его сосед, напротив, – экстраверт. И потому неудивительно, что нравятся нам разные поэты. И разные стихи.
Во-вторых, заложенная в произведении авторская мысль должна быть созвучна с тем, что творится уже в другой голове. Читательской.
И в-третьих, автор не должен быть равнодушен к тому, о чём он пишет. Если что-то задело поэта настолько, что просто не смогло удержаться внутри и вылилось на бумагу, то невозможно пройти мимо этого эмоционального всплеска и остаться равнодушным.
Всё это – и первое, и второе, и третье – в полной мере относится к Евгену Плужнику. Украинскому поэту, который никогда не относился к категории тех авторов, что, по образному выражению Валерьяна Пидмогильного, "свои поиски оканчивают на фабульных конфетах". И о котором я хотел бы рассказать сегодня.
Родился Евген 14 (по новому стилю – 26) декабря 1898 года в Воронежской губернии, на юге которой, в Богучарском уезде, была, да и сейчас есть, такая слобода – Кантемировка. Кантемирянин – под таким псевдонимом, по названию родного села, в 1923 году в киевском журнале "Глобус" были опубликованы первые стихотворения Плужника. На украинском языке.
Парадокс? И родился Плужник в Воронежской губернии. И писать, пробовать перо, ещё в гимназические годы, Евген начинал на русском. А в историю вошёл как известный украинский поэт.
Да нет никакого парадокса. Юг Воронежской губернии – Богучар, Россошь, Валуйки... Последние, правда, тогда, ныне они уже – Белгородская область. Все эти земли являются частью так называемой Слобожанщины. Территории, где, как в большом котле, перемешались, сплелись в неотделимое единое целое разные этнические группы – русские, украинцы, донские казаки. И в результате появилось слобожанское наречие, очень близкое к киево-полтавской "мове". А последняя, между прочим, – основа литературного украинского языка.
Так что в том, что Воронеж подарил Украине талантливого поэта – ничего странного. Тем более, что в 1918 году, как только Евген заканчивает Богучарскую гимназию, семья переезжает на Полтавщину.
Тяжёлое было время. Для всех. Гражданская война не щадила никого. Не прошла она и мимо учителя одной из украинских школ в небольшом селе Богачка Миргородского уезда Полтавской губернии.
Нет, сам Евген не стрелял. Ни в красных. Ни в белых. Ни в зелёных. Но душа его, и глаза были открыты. И они впитывали в себя всё, что происходило рядом. Вот тут, прямо у дома. В соседнем дворе. На улице.
Впитывали, чтобы уже скоро, всего через несколько лет, вылиться в те строки, мимо которых нельзя пройти и остаться спокойным. Мимо вот этих, например:
Ещё в плен не брали тогда...
До столба он едва дошёл...
Вся земля от крови руда –
Кровавый рассол...
А он был молодой такой
Горячо девчат целовал!
Долго ворон ему степной
Свет из глаз выпивал...
А теперь там полынь и синь
На столбах провода...
Отработал мужицкий сын –
Навсегда!
Смерть не разбирала, кто прав, кто виноват, без особого приглашения могла войти под любую крышу. И дом будущего поэта не был исключением. Не про него ли самого вот это:
А он молодой-молодой,
Школьник почти; витает
Пух над небритой губой.
Поди, и любви не знает.
Все смотрят глазами крыс...
Какой-то сквозь зубы – к стенке!
...А где-то солома крыш.
...А где-то мать и Шевченко...
Ладонь на чело легла;
Свет видит сквозь пальцы страшный...
Минута текла, не текла...
Наган дал осечку дважды.
А в третий... Пал солнечный смех
На башмаки-прорехи.
И правда, и радость, и грех,
И боль – не навеки...
"Шевченко"... Все, кто знал Евгена, вспоминают, что над его столом всегда висели портреты Шевченко и Некрасова. Всегда и везде. Где бы поэт не жил.
А помотаться ему пришлось. И по своей воле, и без неё. Но последнее – потом. А тогда Плужник уехал в Киев, куда незадолго до того перебралась старшая сестра. Надо было получать образование. И Евген поступает в Ветеринарно-зоотехнический институт, но, достаточно быстро поняв, что это – не его, продолжает учёбу в Киевском музыкально-драматическом институте им. Лисенко. И товарищи-студенты, и преподаватели отмечали хорошие актёрские способности Плужника, его образный язык, юмор, не без оснований полагая, что Евгена в будущем ждёт заслуженный сценический успех. Но они ошибались.
Нет, годы учёбы не пропали даром. В творческом наследии поэта, кроме романа "Недуга" (1928 г.), пьесы – "Профессор Сухораб" (1928 г.), "У дворi на предмiстi" (1929 г.), "Змова в Киевi" (1933 г., напечатана в 1989 г.), несколько киносценариев. Но главным... Главным для него всё-таки стали стихи.
В 1923 г. один из "неоклассиков" – Николай Зеров – буквально за руку приводит Евгена в объединявшую всю "непролетарскую" украинскую литературу Ассоциацию писателей (Аспис). В следующем году Плужник входит в состав писательской группы "Звено", превратившейся в 1926 г. в мастерскую революционного слова ("МаРС").
И пошли поэтические сборники. В 1926 г – "Днi", в 1927 г. – "Рання осiнь", в 1933 г. – "Рiвновага" ("Равновесие"). Последний, правда, опубликован только в 1948 г. и то – в Аугсбурге, ФРГ. По той простой причине, что 4 декабря 1934 г. Плужнику предъявлен ордер на арест и проведение обыска в его квартире.
И то, и другое было ожидаемо. И не только потому, что к тому времени уже были расстреляны 26 "врагов народа", среди которых было и немало товарищей Евгена по "Звену" и МаРСу". Но ещё и потому... Потому что нельзя... Нельзя было писать то, о чём поэт рассказывал в своих стихах. Например, об этом:
Сдаётся, недород не за горой:
Земля без снега, а морозец ломит.
Бледнеет слой
На окоёме
Вечеря тянется – скучна она!
И слов, и пищи – понемножку...
А иногда, сдаётся, не одна
Рука ко рту несёт пустую ложку...
Старик молчит. Не хватит, что ли, слова?
А мысли... мысли все давно – в разброд!
Зимою пала пегая корова,
Теперь мякину город отберёт!
Суд был скорым. Уже 25 марта 1935 г. Плужнику был объявлен приговор – смертная казнь. Позже её, правда, заменят на 10 лет ссылки. Но в принципе, это – что в лоб, что... Для человека с больными лёгкими... Выдержать многие годы в суровом климате при полуголодной казарменной жизни и выжить?! Нет, невозможно.
Так оно и произошло. Меньше, чем через год, 2 февраля 1936 г., Евген Плужник умер в тюремной больнице Соловецкого лагеря особого назначения.
С его смертью, по мнению В. Крикуненко, в украинской поэзии оборвалась линия глубокой медитативной лирики. Той самой лирики, которой просто не могло не быть у человека, ворвавшегося в поэзию, когда ему только-только перевалило за двадцать! А завершил свой творческий путь в 37.
37... Пушкин, Лермонтов, Хармс, Хлебников, Маяковский, Шпаликов... Для многих русских поэтов эта зловещая цифра стала тем рубежом, через который они перешагнуть так и не смогли. Для украинских, оказывается, тоже.
Евген Плужник стал одним из тех, кто не смог... Не перешагнул. Но оставил нам свои стихи. И лиричные, в том числе. Такие, как вот это:
Нежна сухая линия плеча,
Твоих локтей – по-детски острых,
А уж не раз тайком я замечал:
Глаз интерес, и страх, и слёзы
Взрываются вдруг вызовом, и смех
Слетает с уст...
О девушка, ты – женщина!
________________________________________
По тексту статьи приведены стихи Е. Плужника в переводе Ю. Кузнецова.
Автор Константин Кучер История, культура и искусство
